Кошачьи - Страница 40


К оглавлению

40

Конг снова первым поднялся, поспешно осмотрелся и сиганул на мою вершину. Пока он был еще в воздухе, я прыгнул на пол, где меня поджидали с вращающимися от гнева, глупости и безумия глазами Герман и Герман.

— Оставьте его мне! — истерически заорал Конг, который тем временем сидел наверху. Но Герман и Герман уже не могли остановиться, они повиновались слишком сильно захлестывающему адреналину в своих жилах. У косящего глазами брата-близнеца, казалось, даже пошла пена изо рта.

Мы прыгнули все одновременно. Когда двое поднялись в мою сторону, я снова взметнулся в воздух, точно им навстречу. Примерно около полуметра над землей мы встретились, но до этого я успел вытянуть прямо перед собой передние лапы и выпустить когти. И пока Герман и Герман неслись мимо меня, я легко полоснул их, оставив заметные царапины на их шкурах.

Но я не рассчитал с точностью цели Конга. Когда я почувствовал снова пол под моими лапами, тот прыгнул сверху и упал мне точно на спину, тут же попытавшись укусить в загривок. Рефлекторным рывком я стряхнул его, бросил между двумя представителями Востока, которые зализывали свои раны, и рванул к стене, где на высоте примерно двух с половиной метров находился люк.

Два с половиной метра — слишком высоко. Но я не мог позволить себе даже секундного колебания. Преследователи тем временем собрались с силами и мчались за мной с разинутыми от ярости пастями. Не долго думая я прыгнул на лучший бумажный холм, а оттуда сломя голову к люку. Другой альтернативы проскочить всем телом через это маленькое отверстие не было.

Боль как горячая лава разлилась по телу, потому что, как я и опасался, мне удалось все, кроме чистой посадки.

Я так ударился головой о края люка, что ободрал губу слева до крови. Еле-еле зацепился передними лапами. Теперь я висел на стене у люка, пока кровожадные подонки прыгали внизу и пытались ухватить меня за нижнюю часть тела, словно это было призовое мясо для лучшего атлета.

Медленно собрав всю силу мускулов и упорно думая только о том, что со мной произойдет, если я свалюсь вниз, я аккуратно подтянулся и наконец пролез в люк. Последний взгляд вниз убедил меня, что дурной фильм еще не закончился. Как только Конг и его подданные обнаружили, что я вылез из подвала, они стали прыгать на бумажные кипы друг за другом и бросились, полные энтузиазма, вслед за мной.

Я же сломя голову понесся в сад. Здесь меня ожидал всемирный потоп. Небесные хляби разверзлись, и все обрушилось на землю этой ночью. Едва ли можно было назвать дождем то, что хлестало сверху и в первые же секунды промочило меня до костей, скорее это было воплощение Атлантического океана. Капли превратились в кинжалы, которые наносили болезненные удары по телу. Дождь лил так плотно, что едва можно было что-то разглядеть дальше чем в метре от себя. К тому же без конца сверкали молнии и грохотал гром; прямо Страшный суд.

Я понесся к ограде сада и перемахнул через нее, где прыгая, где карабкаясь. Достигнув верха стены и жадно схватив ртом воздух, отряхнулся от воды и метнул взгляд на люк. Они уже справились! Первым Конг, потом Герман и Герман вырвались из отверстия и мчались ко мне. Гибель мира под струями воды, похоже, ни малейшим образом не впечатлила их.

Пока проклятый Ниагарский водопад затапливал сады, я летел без цели и, следует признать, не думая, по стенам все дальше и дальше, поворачивал, следуя топографии оград, иногда налево, иногда направо и пытался при этом уговорить себя, что оторвался от преследователей. Но их силуэты снова и снова выплывали в шлейфе дождя. Казалось, они совершенно не устали.

Наконец я остановился и задумался. Бежать дальше без цели не имело смысла; когда-нибудь я наткнусь на заднюю стену дома и вынужден буду трусливо ждать, пока троица не нагонит меня. Хитро, чтобы не сказать гениально, было бы, наоборот, прыгнуть в какой-нибудь сад и там ловко разыскать открытое окно в подвал либо расположенную в стороне полуразрушенную лачугу. Убежище, где я мог бы укрыться.

Хотя видимость была ограничена дождем, сад подо мной казался подходящим для этой цели, потому что был очень большим. Ограда, лишенная симметрии и обозримого порядка, заросла кустами, вокруг которых летала в бушующей непогоде пластиковая садовая мебель. Искусственный пруд в центре вышел из берегов и, вероятно, расширил жизненное пространство для находящихся там декоративных рыбок. Обветшалое старое здание, к которому примыкал сад, стояло в устрашающем мраке, излучая опасность.

Загвоздка заключалась только в том, что я едва мог видеть с моего места на стене предполагаемую точку приземления, так как она находилась за деревьями у самой стены. Но я вынужден был пойти на риск.

С этого момента события развивались как бы сюрреалистически, они казались мне продолжением кошмара в обратном порядке. Я был вовлечен в центр беспредельного ужаса, и все, что прежде происходило, напоминало повторяющееся начало.

Не долго раздумывая, я прыгнул вниз со стены, и, к счастью, мягко приземлился в шелковистую, высотой по колено траву. Я ничего больше не желал, кроме того, чтобы только найти себе убежище, как в этот же момент мощная длинная молния ярко осветила сад. Когда до меня дошло, обо что я чуть не споткнулся, я замер как вкопанный.

Она лежала прямо у моих лап, и в мечтательных лазурных глазах яростно разряжалось ночное небо. Она была представительницей балинезийской породы, белоснежной, со свойственными только ей коричневыми окантовками на мордочке, ушах, лапах и хвосте. Длинная шерсть — этим балинезийцы отличаются от сиамских кошек — совсем вымокла под дождем, шелковистые волоски склеились в отвратительные мокрые колтуны, а прекрасное стройное тело выглядело так, словно его только что вынули из стиральной машины как скомканную одежду. Выражение мордочки не говорило о мерзости преступления, с которым она столкнулась недавно, а казалось отрешенным от этого ужасного мира. Огромная рана на загривке была чистой, бедняжка уже давно истекла кровью, и если время от времени еще и выступала пара капель, то они тут же смывались бурлящим потоком с небес. Но самым душераздирающим был большой срок ее беременности. Очертания младенцев уже проступили на ее мокром животе.

40