Она тут же развернулась и напала на меня, слепо набросилась, выпустив когти и громко крича. Я мигом отскочил в угол, почистился и стал наблюдать за ней. Теперь она яростно каталась по полу и урчала.
— Ты кто и к какой породе принадлежишь? — выпалил наконец я с нескрываемым любопытством.
Она улыбнулась холодно и с превосходством, при этом зрачки сузились в ярких солнечных лучах до щелочек, так что был виден только таинственный желтый ирис.
— Порода! Что за допотопное и устаревшее понятие. Так ли это важно, к какой породе я отношусь? — зашипела она. Потом улеглась на бок и начала чиститься.
— Нет, — ответил я. — Совершенно не важно. Я лишь хотел узнать, с кем получаю удовольствие.
— Я не отношусь ни к какой породе, если это тебя устроит. Твоя возлюбленная такова, какова она есть, Френсис.
— Ты имеешь в виду, твоя порода новая?
— Не новая, а старая. Или лучше сказать, древняя, и новая, и другая! Придумай рифму сам.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Его напела мне птичка.
— А как твое имя?
— У меня нет имени. — Она хитро усмехнулась. — Нет, конечно, это ложь. Но мое настоящее имя мало что скажет тебе, потому что ты не способен понять его значение.
— Заблуждения и искания; кажется, здесь это бывает сплошь и рядом.
— Верно, любимый. Но не печалься из-за этого. Все объяснится однажды само собой. И все закончится хорошо, поверь мне.
Она страстно заурчала и снова околдовала меня. Игра началась сызнова. Ее клятвенное пение очаровывало меня так же сильно, как и в первый раз, и я забыл многие вопросы, которые еще хотел задать.
Мы провели вместе первую половину дня в любви и ласке, при этом все яростнее и глубже погружались в состояние опьянения. Хотя я во время часов наслаждения был избавлен от конкуренции, меня ни на миг не отпускало неприятное чувство, что за нами наблюдают. Справедливо ли это предположение, я не знал. Всякий раз, когда я бросал параноидальный взгляд вокруг, ничего подозрительного не было видно. Задним числом приключение с незнакомкой кажется мне продолжением сна, чудесного и довольно причудливого.
Когда в полдень солнце спугнули злые тучи, она покинула меня, исчезла в непроглядных джунглях сада. Я был слишком измучен и обессилен, чтобы собраться с силами и последовать за ней. Красавица лишь открыла свою свадебную вечеринку и праздновала бы еще многие дни и ночи. О том, что моя подруга могла попасть в ловушку вездесущего убийцы, я не подумал, не обратил ее внимание на опасность. Причина легкомыслия и для меня самого осталась загадкой. Возможно, как я предположил позже, она не выглядела как жертва.
Я поплелся обратно в квартиру и наконец-то набил себе живот питательным сухим кормом под угрюмым взглядом Густава. Он как раз встал и приготовил мне завтрак, так что мои похождения должны были остаться для него незамеченными. Но кислое выражение его лица ясно выдавало отвращение к резкому запаху, который источала каждая клеточка моего тела. Наконец он брезгливо потряс головой, промямлил что-то вроде «принять ванну» и «познакомиться с опрятным видом», а затем вернулся, бормоча, к своему завтраку: мюсли и пророщенной им лично пшенице. Ненавистная (я надеюсь, она продлится недолго) склонность к «правильному» питанию была следствием идиотских советов Арчи. Общества этого современника мы, слава Богу, хотя бы на сегодня были лишены — Густав хотел отдохнуть от ремонтных работ, по крайней мере в воскресенье. После еды я направился прямиком в спальню, устроился на моих подушках и моментально провалился в сон без сновидений.
— Знаю ли я хотя бы малышку? — Синяя Борода, должно быть, целую вечность охранял мою постель, потому что когда я открыл глаза, он лежал, развалившись на полу, и зевал. Вероятно, его пустил в квартиру Густав, и теперь он вздремнул, как и я. Мне трудно судить, долго ли я спал, но, допустим, уже наступил глубокий вечер. Когда мой взгляд коснулся окна, я увидел, что предсказанный мной снегопад уже начался. За стеклом мерцал толстый слой хлопьев величиной с лесной орех, которые падали со стального, серого неба. Синяя Борода беспокойно вертелся на своем месте туда-сюда и нервно лизал правую заднюю лапу.
— Надеюсь, ты знаешь ее, — сказал я. — Именно она может приблизить нас к разрешению дела.
Он скорчил угрюмую рожу и с упреком посмотрел на меня невредимым глазом.
— Дело? Скажи толком, ты еще интересуешься этой чепухой? Если судить по твоему невыносимому запаху, похоже, ты охотнее занимался последнее время приятной стороной жизни.
Я не мог точно определить, серьезно ли он говорил или бессмысленная ругань представляла скрытую форму зависти. Разве прежде этот парень, сам не слишком пахнущий ядровым мылом, верил, что я монах?
— О, сегодня мы в плохом настроении, да? Может, объяснишь, что должны означать эти глупые обвинения?
— Еще спрашиваешь? Вчера это постигло Феличиту, а прошлой ночью Солитер. Весь район переполошился, и ходят самые дикие слухи о том, как ты, Конг, Герман и Герман упустили из-под носа убийцу. Я бы сказал, будут неприятности, пахнет жареным. Но вместо того чтобы засунуть свой гениальный мозг в задницу и освободить нас всех от злого проклятия, ты как ни в чем не бывало устраиваешь оргии, а потом дрыхнешь всласть. Должен сказать, это не всезнайка Френсис, с которым я был знаком!
Ну, он мне и задал. Конечно, Синяя Борода не мог быть в курсе того, что я узнал, после того как Конг и компания простились со мной. Он просто не мог знать, насколько я приблизился к решению загадки, — осталось распутать только пару узлов, чтобы палач провалился. (Я по крайней мере верил в это!) Он также ничего не знал о существовании дневника профессора. Но с этой частью истории его нужно познакомить очень деликатно, ведь она трагическим образом связана с его изуродованной жизнью. Короче говоря, он сильно ошибался во мне.