Кошачьи - Страница 51

— Синяя Борода, мне очень жаль, если у тебя сложилось впечатление, что я сижу без дела или развлекаюсь с девочками. Уверяю, твое мнение абсолютно ошибочно. Прошлой ночью я узнал такие вещи, о существовании которых в районе никто и не догадывался. Ужасные вещи, которые кое-что проясняют и помогут нам в поиске чудовища. Позже в подходящий момент я расскажу тебе об этих событиях, потому что в настоящее время и сам не совсем все понимаю. Но прежде ответь на пару вопросов. Самое важное: где сейчас остановился Джокер?

Казалось, я убедил друга своим рвением и доброй волей, и негодование постепенно сменилось сдержанным вниманием. Тем не менее след скептицизма остался на его лице. Он обстоятельно откашлялся, прежде чем начал говорить.

— Джокер? Ну, бедняга, пожалуй, торчит дома, готовит следующие проповеди. Что же ему еще делать в такую погоду?

— Где его дом?

— Его хозяин держит лавку с фарфором и дорогим стеклом, она находится немного в стороне от нашего района. Здание — склад, магазин и квартира одновременно. Полагаю, Джокер где-то там.

— О'кей. Я сейчас нанесу визит Паскалю. Ты же сходи к Джокеру и передай, что я и Паскаль хотим поговорить с ним по поводу убийства. Если он будет упрямиться, что возможно, смело сообщи, что в этом случае мы, к сожалению, должны будем сообщить Конгу, что некий Джокер убил его возлюбленную. Все встретимся потом у Паскаля.

— Черт побери, нет! Джокер?

— Это всего лишь подозрение, скорее всего необоснованное. Как бы то ни было, ты должен изрядно напугать его. Понятно?

— Понятно!

— Второй вопрос: я сегодня в первой половине дня имел честь познакомиться с одной дамой, чья порода мне абсолютно незнакома. И ее поведение дает повод для размышлений. Шубка песочного цвета, глаза как горящие желтые…

— Я знаю эту семейку.

— Они так многочисленны?

— Черт побери, да. Похоже, недавно выведенная порода, которая особенно в цене. Скоро весь район наводнят эти надутые воображалы. Каждый год ограниченным людям приходят в голову все новые идеи ограничений — как облагородить наш вид. На этот раз они оплошали со своим исчадием.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Эти звери не такие, как мы. Ну, да, почему-то у меня сложилось впечатление, что у них во время процесса выведения утрачена способность приручаться. А новички еще более дикие, недружелюбные и опасные, чем их предки.

— Как хищники?

— Не совсем. Иначе люди испугались бы, струсили и не стали держать их, верно? Иногда я думаю, они только изображают из себя послушных братьев меньших, чтобы получать свой корм, иметь крышу над головой, а сами могут преспокойненько заниматься темными делишками. Грязные эгоисты. Во всяком случае, они с нами не общаются, и я их терпеть не могу. Что ты еще хочешь знать?

— Пока мне достаточно. Давай примемся за дело, его надо завершить, пока не стемнело.

Так как Густав из-за мороза закрыл все без исключения окна и двери, мы разыскали его в гостиной и попросили, мяукая, выпустить нас на свободу. Ремонт той комнаты свелся пока только к побелке потолка. За неимением рабочего места мой друг уже поставил здесь массивный письменный стол и раскидал на нем свои роскошные диафильмы и научные доклады. Он годами носился с нереальным проектом — издать объемную книгу о египетской богине Бастет. Каждую свободную минуту Густав трудился над этой книгой как одержимый. К сожалению, он приближался к своей цели миллиметровыми шагами — приходилось то и дело прерывать поиски и исследования, чтобы штамповать жуткие романы ради хлеба насущного. Так как новая квартира пробила в бюджете дополнительные финансовые бреши, Густав заслал даже в журналы для тинейджеров «настоящие классные» эпосы типа «Как у меня началась первая менструация и появились прыщики». Самое худшее, что он изобразил на бумаге, была халтура по всем критериям с сенсационным заголовком «Директор моей школы изнасиловал меня в своем кабинете!» (подзаголовок: «Шесть раз он насиловал меня, шесть раз, прибегая к жестокости!» Чтобы иллюстрация беспредела побила все рекорды, возможно, я бы лично еще дописал: «Потом я родила шестерых!») Но как бы усердно Густав ни занимался проституцией ради любимых денег, его сердце ни на минуту не переставало принадлежать мистериям Древнего Египта. Еще не изученному в полной мере культу богини Бастет предстояло стать темой его четвертой книги, и он изучал египтологию и собрания музеев всего мира. Бесчисленными днями и ночами Густав сидел над трактатами, документами и фотографиями настенной живописи и обстоятельно изучал их. Подготовка этой книги доставляла ему особую радость, так как поклонение богине Бастет, воплощению материнства, плодородия и других женских добродетелей, тесно переплелось с поклонением моему виду. Благодаря раскопкам известно, что богиня сама часто изображалась в виде кошки.

Густав как обычно сидел за своим письменным столом и потел над какими-то иероглифами, когда Синяя Борода и я вошли в гостиную и громко дали ему понять, что мы хотим покинуть дом. Сперва он решительно потряс головой, пролепетал на знакомом детском языке какие-то жуткие сказки про мне подобных, которые нашли свой конец в снежных сугробах, но все же смягчился и открыл окно в туалете.

На улице я еще раз вдолбил Синей Бороде, что он просто обязан строить из себя хама, если Джокер начнет отказываться от разговора. Потом наши пути разошлись, я побрел по глубокому снегу, потом по ограде в направлении места обитания Паскаля.

Пока я вдыхал ледяной воздух и любовался зимним пейзажем садов, мне вспомнились утренние шуры-муры. «Я не отношусь ни к какой породе», — сказала она. И еще: «Все объяснится однажды само собой». Она сделала тайну из своей породы и предсказывала, что та — и новая, и старая, и другая. Что все это должно значить? «Никакая порода» не существовала. Каждый из нас относился к какой-то породе. Это был просто незыблемый факт. Замечание Синей Бороды «они с нами не общаются» окончательно сбило меня с толку. Потому что, по воле случая, все как нельзя лучше подходило под теорию породы убийц. Но к черту все теории! Что-то сопротивлялось во мне и не принимало того, что божественное создание или ее сородичи — убийцы. Я не знал, почему так беспощадно опровергаю это предположение, но оно мной не рассматривалось. Может, я влюбился? Или так проявлялся мой безошибочный инстинкт? В итоге я утешил себя мыслью, что не стоит думать о поимке преступника, прежде чем не будет точно установлен мотив.